прав людини
В начале лета на Михайловской площади в Киеве стояла скульптура в виде щупальцев черного спрута: его установку инициировали правозащитники как символ пыток, которые могут «достать» каждого украинца. Скульптура вызвала ажиотаж среди прохожих, которые восприняли ее неоднозначно: от восторженных отзывов до обвинения в сатанизме. С авторкой работы, художницей Анной Щербиной мы поговорили о том, возможно ли противопоставить искусство пыткам и нарушениям прав человека, о том, как понятие сексуальности осмысляют современные украинские женщины, о возможностях культурной дипломатии, провокации зрителя и о самовыражении.
– Черный спрут, щупальца которого могут дотянуться до каждого… Как возник этот образ?
– Для меня важно было сделать скульптуру про пытки простой: яркий образ, который будет интуитивно понятен. И так возникли щупальца. И прохожие говорили, что считывали их именно как злой символ. Этот образ пришел интуитивно. Но перед тем, как браться за поиск решения, я поинтересовалась случаями пыток в Украине, методами превенции. Я была шокирована: у нас порой царит средневековье. Это не случайные проявления в местах несвободы, а систематическое явление, которое может затронуть каждого. Возник образ тентаклей, зловещего существа с щупальцами, которые могут достать везде. Ну а потом я искала форму: как лучше воплотить скульптуру в публичном пространстве.
– Кстати, не так давно на Михайловской площади строили «халабуду» в рамках акции «Синдром того, кто выжил» в поддержку разрушенного поселения ромов.
– Я не была в числе инициаторов, но приходила поддержать акцию. Считаю, что это очень важные практики. Искусство в публичном пространстве важно для заявления идей, ценностей, которые противопоставляются доминирующим лозунгам. Правое насилие сейчас популярно, участились ужасающие погромы ромов. И как противопоставление: люди вышли с художественной акцией поддержать ромов, сказать о неприятии ксенофобии – заявить иную точку зрения. Но, к сожалению, подобные практики не так эффективны, как правые лозунги. И да, иногда возникает разочарование: вышли мы на акцию, а через две недели происходят новые погромы. Но останавливаться нельзя, нужно вести работу.
– Кто такая Анна Щербина? Как вы себя репрезентируете?
– Родилась в Запорожье, училась в Одесском художественном училище, потом в Национальной академии изобразительного искусства, получила классическое художественное образование. Потом в моей жизни был курс современного искусства, после которого я им активно начала заниматься. Я люблю называть себя художницей-ремесленницей. В своих практиках я говорю о том, что актуально для меня.
Мое первое творческое объединение – это группа ЙОД в 2013 году. Возникновение группы связано со сквотом «Хайят», где каждый из нас был занят индивидуальными практиками. Я была студенткой. Мы жили сквотом, занимались искусством, экспериментировали: делали инсталляции, хеппенинги, искали другие формы, недоступные в академии. Потом и Майдан, и война сильно повлияли на нашу деятельность. В ЙОДе мы порой делали наивные работы, которые сейчас уже не станешь делать, но мы учились, искали себя.
– Я помню ваш проект «Вид на Крым»: он тогда наделал много шума. (В помещении галереи проходила выставка этюдов, созданных в Крыму. Вход в галерею преграждал «зеленый человечек». Войти можно было только по паспорту РФ, либо с крымской пропиской. О сути акции не знали ни гости, ни художники, чьи работы были представлены в экспозиции)
– Да, «Вид на Крым»: никто тогда не мог поверить, что пройдет «референдум», а за ним произойдет аннексия, что такие события не в прошлом происходят, а здесь и сейчас, с нами. Для нас это была попытка встряхнуться, посмотреть правде в глаза. Мы не знали, какая реакция будет у зрителей, возможно, кто-то мог обидеться.
– Провокационные методы вы часто используете?
– Провокацию я понимаю как вызов равному. Я считаю, что со зрителем не стоит церемониться. Я отношусь к зрителю, как к равному, человеку, которому мне не нужно что-то объяснять. Постмодернист Йозеф Бойс говорил: «Каждый человек художник», я перефразировала: «Каждый художник – зритель». Художник и зритель равны интеллектуально.
– Вот ваш «Эротический дневник» тоже был воспринят достаточно провокационно. (В «Эротическом дневнике» поучаствовали четырнадцать современных художниц и три писательницы, показавшие, как понятие сексуальности осмысляют современные украинские женщины и как это влияет на их творчество)
– В «Эротическом дневнике» женщины говорят об эротике. В культуре больше об этом говорят мужчины, а мы дали слово женщинам. Вот и вся провокация.
До этого на тему сексуальности я публично не «высказывалась»: таких моих работ широкий круг общественности не видел. Но у меня уже есть ряд работ, связанных с женской субъективностью и сексуальностью. В будущем я думаю их показывать.
– А работа в театре провокационной моды «Орхидея» у Михаила Коптева – и провокационная, и эротичная?
– Работа у Миши Коптева – это для меня одна из трансгрессивных практик. Я пошла в театр для преодоления себя: выйти обнаженной на публику, в ярких образах – это было необычно. И, конечно, провокационно, агрессивно эротично. Познакомились мы в 2015 году на Киевской биеннале. Миша приехал из Луганска по приглашению одной из кураторок биеннале – Леси Кульчинской. Я увидела показ и поняла, что очень хочу попробовать. А Миша открыт к новым людям. Сейчас мой интерес несколько изменился. Теперь это уже скорее нарциссический способ удовольствия: выходишь – все на тебя смотрят, можно повыделываться перед публикой…
– У вас изменилось восприятие «Орхидеи» после того, как вы стали частью действа?
– Я хоть и участница, но для себя веду исследование творчества Миши. В Луганске то, что он делал, воспринималось иначе, возможно, более вызывающе. Здесь он работает с условной околохудожественной тусовкой. В Луганске было больше маргинальных личностей.
Но и сейчас есть у нас интересные модели. Например, 60-летняя Галина, живущая под Киевом. У нее огромный огород, хозяйство. Но она прочла объявление и приезжает на показы, работает моделью. Сбылась ее мечта детства. Есть парень с ментальными особенностями, принимал участие в последнем показе. Из его слов я поняла, что для него это был терапевтический опыт, он был в восторге от того, как воспринимала его публика.
– Почему ЙОД распался? В каких сообществах после него состояли?
– ЙОД мы переросли в какой-то момент, каждый пошел своей дорогой.
Например, с «Коллективом конкретных дат» (2015-2017), в котором я состояла, в прошлом году мы решили распустить коллектив. А с ЙОДом мы не говорили о закрытии, все произошло само собой. Там совпало всё с закрытием сквота «Хайят», а нас именно место сильно объединяло.
– А ваша художественная инициатива ДЕ НЕ ДЕ?
– Да, она возникла в 2015 году. Я не являюсь постоянной участницей ДЕ НЕ ДЕ, но периодически приобщаюсь. Эта инициатива в первую очередь краеведческая.
С началом войны произошло осознание того, как мало мы знаем свою страну. В 2016 году я ездила по Донецкой и Луганской областям с друзьями-художниками. В мае 2017 года мы с группой соучастников ДЕ НЕ ДЕ поехали в Станицу Луганскую, чтобы посмотреть, чем живет музей в прифронтовой зоне. Я была шокирована: никогда не думала, что в музее может не быть экспозиции. И тогда мы и подумали, что стоит что-то сделать. Было задумано 4 выставки в рамках проекта “Музей открыт на ремонт”. Собралась хорошая команда. В выставке в Станично-Луганском краеведческом музее участвовали художники и историки (Валентина Петрова, Ирина Кудря, Мыкола Ридный, Ульяна Быченкова, Ольга Мартынюк, Тарас Билоус).
Мы ездили в Станицу два раза. Идею долго вынашивали. Влияла невозможность быть на месте, объем материала, логистические сложности (добраться и жить в прифронтовой зоне непросто). Ситуация усложнялась еще и тем, что сотрудники музея не совсем понимали, что делать с наследием: раньше здесь была экспозиция, посвященная Донским казакам.
Мы привыкли к постсоветскому музею – наследнику советского музея, где экспозиция выстраивается по хронологическому принципу. Но для нашей выставки мы выбрали другой принцип, решили обнажить неудобные моменты, заимствовали методы современного искусства и современной музеологии для построения экспозиции.
Мы поделили все экспонаты на 7 категорий. Например, Мода, Насилие, Героини, Пропаганда и так далее. Каждой категории соответствовал определенный символ. В экспозиции не было экспликаций. Зрителям предлагалось пользоваться путеводителем и ставить наклейки с соответствующим на их взгляд символом рядом с каждым экспонатом. Потом мы обсуждали с посетителями их выбор. Конкретно в этой ситуации интерактивность была очень важна. Она позволила зрителям высказаться в условиях выставки, тогда как в жизни им часто приходится держать свое мнение при себе.
Кстати, та поездка на меня сильно повлияла. Тогда я задумала одну работу. Собирала на месте материал: рисунки, фотографии. Довожу сейчас работу до ума, надеюсь показать в скором времени.
Татьяна Курманова, Центр информации про права человека
